– Сунь У кун! – с отчаянием воскликнул он. – Что же ты не оправдываешься
– Чего же оправдываться Ведь есть вещественные улики, – сказал Сунь У кун.
– Совершенно верно! – перебил его правитель округа. – Улики налицо, как же ты смеешь отпираться
После этого он подозвал своих подручных:
– Принесите обручи для сжимания головы, наденьте их на голову этому плешивому разбойнику, а уж потом будем бить его!
Сунь У кун пришел в замешательство и подумал: Видимо, моему наставнику положено перенести и это испытание, но как облегчить его страдания . Увидев, что служители привязали к обручу веревки и скоро начнут пытку, он воскликнул.
– О владыка! Не надо пока стягивать обручем голову этому монаху! Вчера ночью при ограблении Коу Хуна с факелом в руках был я, с кинжалом в руке тоже был я, я же грабил имущество, и я же убийца! Это я – главарь и бить надо только меня одного, остальные все ни при чем.
Правитель округа выслушал его и дал новое распоряжение.
– Сперва наденьте обруч на этого! – велел он.
Служители сразу же приступили к делу: они надели обруч на голову Сунь У куну и стали туго стягивать его веревками. Веревки с резким звуком лопнули. Тогда они опять привязали веревки к концам обруча и снова стали стягивать его, но веревки опять лопнули. Так происходило три или четыре раза. Между тем на лбу Сунь У куна не осталось даже следа. Служители заменили веревки более толстыми и только было приготовились повторить пытку, как явился какой то человек, который доложил:
– Повелитель! Из столицы прибыл младший опекун наследника престола Чэнь. Просим тебя выехать к нему для встречи!
Правитель округа тотчас поднялся и отдал приказ:
– Бросьте разбойников в темницу и глаз с них не спускайте. После встречи высокого гостя я продолжу дознание.
Служители повели Танского монаха и его учеников в тюрьму и втолкнули их в ворота.
Чжу Ба цзе и Ша сэн втащили туда же коромысло со своей поклажей.
– Братцы, что же это происходит – недоуменно спросил Танский монах, обращаясь к своим ученикам.
– Входи, входи! – посмеиваясь, ответил Сунь У кун. – Здесь хорошо: собаки не лают, можно отдохнуть.
Несчастных узников схватили и стали втискивать одного за другим на тюремные нары. Им пришлось перекатываться друг через друга, стукаться головами, наваливаться грудью один на другого, а тут еще тюремщики подгоняли их и колотили куда попало.
Танский монах изнемог от страданий и все время взывал:
– У кун! Что же делать Как быть !
– Они бьют потому, что хотят получить деньги, – ответил Сунь У кун. – Есть ведь такая поговорка: Где хорошо, там находишь покой, а где плохо – приходится выкладывать деньги! . Дай им хоть сколько нибудь, вот и все!
– Откуда я возьму деньги – отозвался Танский монах.
– Если нет денег, можно дать одежду или вещи, это все равно, – сказал Сунь У кун. – Дай им свое монашеское облачение, и дело с концом.
Слова Сунь У куна словно ножом полоснули по сердцу Танского монаха, однако, не в силах больше терпеть побои, он вынужден был согласиться.
– Пусть будет по твоему, Сунь У кун! – простонал он.
Тогда Сунь У кун закричал тюремщикам:
– Уважаемые начальники! Не бейте нас! В наших узлах вы найдете монашескую рясу из золотой парчи ценою в тысячу слитков золота. Достаньте ее и возьмите себе!
Тюремщики сразу же приступили к делу: они развязали оба узла и увидели там всего лишь несколько холщовых одеяний и суму с подорожной. Вдруг они заметили сверток, от которого исходило сияние, подобное заре. Они поняли, что в нем должно быть что то очень ценное, и, развернув его, увидели вот что:
Светлым жемчугом унизана,
Сшита скроена на диво –
Вещь такая редко встретится
У простого богомольца:
По бокам цветные фениксы
Разлетаются красиво,
На груди драконы вышиты,
Словно свившиеся в кольца.
Отталкивая друг друга, тюремщики бросились к волшебному одеянию и подняли такой шум, что встревожили начальника тюрьмы. Он вышел к ним и прикрикнул:
– Чего расшумелись
Тюремщики опустились на колени.
– Повелитель! Только что сюда доставили из суда четверых монахов, которые оказались дерзкими грабителями. Мы им всыпали немного, и они отдали нам оба своих узла, в которых оказалась эта драгоценность! Но мы никак не можем распорядиться с ней: разодрать ее на части и разделить между всеми – жаль, а если отдать кому либо одному, – другие останутся в обиде. На наше счастье, ты прибыл сюда, и мы просим тебя рассудить, что нам делать.