红楼梦第三十六回（三）

 Дайюй все поняла, но не подала виду и последовала за Сянъюнь.

Едва успела Баочай вышить несколько лепестков, как Баоюй заворочался и стал во 

 

сне бормотать:

– Разве можно верить этим буддийским и даосским монахам? Выдумали, будто яшм

 

а и золото предназначены друг для друга судьбою? Нет! Судьбой связаны только ка

 

мень и дерево!

Баочай призадумалась было, но тут появилась Сижэнь.

– Еще не проснулся? – спросила она.

Баочай покачала головой.

– Я только что встретила барышень Дайюй и Сянъюнь, – сказала Сижэнь. – Они не з

 

аходили сюда?

– Нет, не видела, – ответила Баочай. – А что они тебе сказали?

– Ничего особенного, – ответила Сижэнь, невольно смутившись. – Просто так, пошу

 

тили!

– На этот раз они не шутили, – возразила Баочай. – Я хотела тебе кое что рассказать, 

 

но ты сразу ушла.

В этот момент появилась служанка и сказала Сижэнь, что ее зовет Фэнцзе.

– Это как раз по тому делу, – произнесла Баочай и вместе с Сижэнь и двумя служан

 

ками покинула двор Наслаждения пурпуром. От Фэнцзе Сижэнь услышала то, что ей 

 

собиралась сказать Баочай. Еще Фэнцзе предупредила, что благодарить нужно тольк

 

о госпожу Ван и что к матушке Цзя не надо идти, чем поставила Сижэнь в неловкое 

 

положение.

Побывав у госпожи Ван, Сижэнь вернулась во двор Наслаждения пурпуром. Баоюй 

 

уже проснулся и, узнав, зачем ходила Сижэнь к госпоже Ван, не мог скрыть свою р

 

адость.

– Уж теперь то ты не уедешь домой! – смеясь, сказал он. – Помнишь, ты говорила к

 

ак то, когда вернулась из дому, будто жить здесь тебе невмоготу и старший брат соб

 

ирается тебя выкупить. Все это ты придумала, чтобы попугать меня! Посмотрим, кто 

 

теперь осмелится тебя забрать.

– Не болтай глупостей, – усмехнулась Сижэнь. – Я принадлежу не тебе, а твоей бабу

 

шке, и если захочу уйти, спрашиваться буду не у тебя, а у нее!

– Пусть так, – согласился Баоюй, – а тебе безразлично, что подумают люди, если ты 

 

попросишь тебя отпустить? Ведь все будут считать, что это из за моего дурного хара

 

ктера!

– Как?! – вскричала Сижэнь. – Неужели ты думаешь, что я способна служить челове

 

ку низкому и плохому? Да я скорее умру! Ведь никто не живет больше ста лет, так у

 

ж лучше со всем разом покончить, чтобы не видеть ничего и не слышать!

– Хватит, хватит! – вскричал Баоюй, зажимая ей рот рукой. – Зачем ты так говоришь

 

?!

Сижэнь знала, что лести Баоюй не терпит. Но ей было известно и то, что искренние, 

 

идущие от души слова тоже заставляют его страдать, поэтому она раскаивалась в св

 

оей опрометчивости. Чтобы как то загладить вину, Сижэнь заговорила о весеннем ве

 

тре, об осенней луне, о пудре и румянах, о красоте девушек – в общем, обо всем, чт

 

о было особенно дорого Баоюю. Ненароком она вдруг снова упомянула о смерти, но 

 

тут же спохватилась и умолкла, причем на самом интересном месте, и Баоюй с улыб

 

кой сказал:

– Все умирают! Но умирать надо достойно. А эти седовласые глупцы только и твердя

 

т о том, что великим мужем можно стать, лишь соблюдая правило: «Сановник гибне

 

т, укоряя государя, военный умирает, сражаясь с врагом». Им и в голову не приход

 

ит, что только глупый государь казнит смелых сановников. Если же все сановники с

 

танут жертвовать жизнью лишь ради того, чтобы прославиться, что будет делать госу

 

дарь? В бою можно погибнуть только во время войны, но что станется с государство

 

м, если, мечтая о славе, все сразу захотят умереть?

– В древние времена умирали лишь в тех случаях, когда иного выхода не было! – пе

 

ребила его Сижэнь.

– Но ведь может случиться, что полководец недальновиден и мало что смыслит в рат

 

ном деле и потому погибает? – возразил Баоюй. – Это ты тоже называешь безвыходн

 

ым положением? И уж никак нельзя сравнивать сановника с военным. Он заучит наи

 

зусть одну две книги и начинает всех и вся обличать, лезет к государю с глупыми, б

 

есполезными советами, старается стяжать себе славу преданного и доблестного, а ко

 

гда его ставят на место, возмущается и в конце концов сам навлекает на себя гибель

 

. Неужели и это безвыходное положение? Таким людям следовало бы помнить, что г

 

осударю власть дана самим Небом, а раз так, значит, он – человек совершенный. Го

 

товые отдать жизнь ради славы не постигли, в чем долг подданного перед государем

 

. Если бы мне, например, выпало счастье умереть на ваших глазах и река унесла мое 

 

тело в неведомые края, куда и птицы не залетают, прах мой развеял бы ветер, а душа 

 

больше не возродилась, – мою смерть можно было бы считать своевременной.

Сижэнь показалось, что Баоюй сошел с ума или бредит. Она ничего не сказала и, со

 

славшись на усталость, поспешила уйти. Баоюй вскоре уснул. А на следующий день 

 

даже не вспомнил о том, что говорил накануне.

 

Однажды Баоюю, которому давно уже наскучило бродить по саду, припомнилась ар

 

ия из пьесы «Пионовая беседка», он дважды ее прочел, но остался недоволен. Ему н

 

е раз приходилось слышать, что среди двенадцати девочек актрис, живущих в саду 

 

Грушевого аромата, есть одна по имени Лингуань на ролях молодых героинь, котора

 

я поет лучше своих подруг. И Баоюй отправился в сад Грушевого аромата. Там, во 

 

дворе, он увидел Баогуань и Юйгуань. Они с улыбкой бросились ему навстречу и пр

 

едложили сесть.

– Вы не знаете, где Лингуань? – спросил Баоюй.

– У себя, – ответили девочки.

Когда Баоюй вошел, Лингуань лежала на подушках и даже не пошевелилась при его 

 

появлении.

Баоюй, выросший среди девочек, бесцеремонно сел рядом с ней и попросил спеть а

 

рию «В воздухе в ясный безоблачный день кружится ивовый пух». Но, против его о

 

жиданий, девочка отодвинулась подальше и сердито заявила:

– Не могу, охрипла. Недавно сама госпожа за нами присылала, а я все равно не стал

 

а петь!

Лингуань выпрямилась и села. Только сейчас Баоюй узнал в ней ту самую девочку, 

 

которая недавно в саду под кустом чертила на земле иероглиф «цян» – роза.

Обескураженный столь бесцеремонным обхождением, Баоюй покраснел и, ругая себ

 

я за робость, покинул комнату. Баогуань бросилась к нему с расспросами, и Баоюй 

 

рассказал все как было.

– Не обращайте внимания, – рассмеялась Баогуань. – Сейчас придет господин Цзя Ц

 

ян – уж он то заставит ее спеть!

– А где он? – спросил Баоюй, у которого от этих слов на душе стало тоскливо.

– Не знаю, – ответила Баогуань. – Пошел, наверное, исполнять очередной каприз Ли

 

нгуань.

Озадаченный, Баоюй постоял немного и вскоре увидел Цзя Цяна. В руках у него был

 

а клетка с небольшим помостом внутри наподобие сцены, а на помосте – птичка. С в

 

еселым видом, очень довольный, Цзя Цян спешил к Лингуань, но, увидев Баоюя, ост

 

ановился.