俄文版红楼梦第一卷第七十六章1.7

 – Немного расплывчато, – заметила Сянъюнь, – а в общем, неплохо. Выражение «одиноко приходится в небе мерцать» удачно сочетается с чувствами, навеянными пейзажем.

Следующие строки, прочитанные Сянъюнь, были такими:

 

…Лягушке серебряной в лунной обители тоже

Вздыхать суждено и со вздохом миры созерцать.

Лекарство, способное ввергнуть в бессмертное бденье,

Приходится Белому Зайцу толочь на луне…[1]

 

Дайюй долго молчала, лишь кивала головой, потом наконец продолжила:

 

…Сбежала, пилюли бессмертья приняв потихоньку,

Теперь во дворце Гуанхань обитает Чан Э.

…Встревожить придется Ковшу Пастуха и Ткачиху,

Когда они встретятся вновь, переплыв пустоту…

 

Устремив взгляд на луну, Сянъюнь произнесла:

 

…И чтобы Ткачиху‑звезду навестить непременно,

Пусть Млечную преодолею реку на плоту!

Всегда неизменной нет формы у лунного диска,

Луна то ущербна, а то вдруг кругла и полна…

 

– Первая строка никак не вяжется с моей, – заметила Дайюй, – а вторая, пожалуй, не на тему. Вижу я, ты собираешься до бесконечности сочинять стихи!

И она прочла:

 

…В день первый и в день завершающий каждого цикла

Лишь дух свой в пространстве небес оставляет луна.

…Замолкли часы водяные. И больше не слышно

В них шума воды. Видно, времени скоро предел.

 

Только Сянъюнь собралась продолжить, как Дайюй, указывая на появившуюся в пруду темную тень, сказала:

– Посмотри! Тебе не кажется, что эта тень похожа на человеческую? Может быть, это злой дух?

– Вот так дух! – рассмеялась Сянъюнь. – А кстати, я духов не боюсь! Гляди, как я его сейчас побью!

Она подняла с земли камешек и бросила в пруд. Раздался всплеск, по воде пошли круги, заколебалось отражение луны. С того места, где темнела тень, взмыл журавль и улетел в сторону павильона Благоухающего лотоса.

– Вот это кто! – со смехом воскликнула Дайюй. – А я испугалась.

– Журавль явился весьма кстати! – сказала Сянъюнь. – Он мне помог!

И она прочла такое стихотворение:

 

…Зажженный когда‑то фонарь не потух на окошке,

Но медленно меркнет, – и вот уж совсем потускнел…

Замерзшей воды да минует журавль одинокий,

Да будет обитель в грядущем для девы тиха!

 

Дайюй от восторга даже ножкой топнула.

– Ловко! Журавль и в самом деле тебе помог. Правда, строка о журавле уступает «осенним водам». К тому же, она как бы завершающая. Так что я вряд ли могу придумать парную ей. Ведь в этой строке целая картина – новая, оригинальная, поэтому мне трудно что‑то придумать.

– Давай думать вместе, – предложила Сянъюнь, – а если ничего не получится, отложим на завтра.

Дайюй, словно не слыша ее, смотрела на небо, а потом сказала:

– Нечего хвастаться, я тоже придумала! Слушай! – И она прочла:

 

…В остылости лунной цветов похоронены души,

И чья‑то судьба предрекается в строчках стиха…

---

[1] Серебряная лягушка, Белый Заяц, фея Чан Э, Пастух и Ткачиха  – мифические персонажи, живописующие образ луны. Тему луны дополняют образы лунного дворца Гуаньхань, Ковша, Млечной реки  и плота .