ГЕНЕРАЛУ ПУЩИНУ

 В дыму, в крови, сквозь тучи стрел

      Теперь твоя дорога;

Но ты предвидишь свой удел,

      Грядущий наш Квирога!

И скоро, скоро смолкнет брань

      Средь рабского народа,

Ты молоток возьмешь во длань

      И воззовешь: свобода!

Хвалю тебя, о верный брат!

      О каменщик почтенный!

О Кишинев, о темный град!

      Ликуй, им просвещенный!

 

 

* * *

 

Умолкну скоро я!... Но если в день печали

Задумчивой игрой мне струны отвечали;

Но если юноши, внимая молча мне,

Дивились долгому любви моей мученью;

Но если ты сама, предавшись умиленью,

Печальные стихи твердила в тишине

И сердца моего язык любила страстный...

Но если я любим... позволь, о милый друг,

Позволь одушевить прощальный лиры звук

Заветным именем любовницы прекрасной!..

Когда меня навек обымет смертный сон,

Над урною моей промолви с умиленьем:

Он мною был любим, он мне был одолжен

И песен и любви последним вдохновеньем.

 

 

* * *

 

Мой друг, забыты мной следы минувших лет

И младости моей мятежное теченье.

Не спрашивай меня о том, чего уж нет,

Что было мне дано в печаль и в наслажденье,

   Что я любил, что изменило мне.

Пускай я радости вкушаю не вполне;

Но ты, невинная! ты рождена для счастья.

Беспечно верь ему, летучий миг лови:

Душа твоя жива для дружбы, для любви,

      Для поцелуев сладострастья;

Душа твоя чиста; унынье чуждо ей;

Светла, как ясный день, младенческая совесть.

К чему тебе внимать безумства и страстей

      Незанимательную повесть?

Она твой тихий ум невольно возмутит;

Ты слезы будешь лить, ты сердцем содрогнешься;

Доверчивой души беспечность улетит,

И ты моей любви... быть может, ужаснешься.

Быть может, навсегда... Нет, милая моя,

Лишиться я боюсь последних наслаждений.

Не требуй от меня опасных откровений:

Сегодня я люблю, сегодня счастлив я.