西游记俄文版第三章第五十七节1.3

 Тут Гуаньинь перебила его:

–   В чем же он не разобрался    Ну   ка, расскажи мне, что случилось   

Сунь У   кун стал рассказывать со всеми подробностями о том, как на Танского монаха и его спутников напали разбойники с большой дороги и как он, Сунь У   кун, многих убил, а остальных разогнал. Он добавил, что Танский монах придрался именно к тому, что он убил людей, и так за это рассердился, что стал читать заклинание о сжатии обруча, а затем несколько раз прогонял Сунь У   куна от себя. Теперь ему некуда деваться. Вот почему он и явился к бодисатве, чтобы донести о случившемся.

–   Танский монах получил повеление направиться на Запад,   – сказала Гуаньинь,   – и вполне понятно, что он стремится вести себя, как и подобает честному и безупречному монаху. Он ни в коем случае не позволит поранить или загубить живое существо. А ты, обладающий огромной волшебной силой, чего это ради вздумал убивать стольких людей, пусть даже разбойников    Кем бы они ни были – они люди, и убивать их не дозволено. Другое дело – злые духи, дьяволы, черти и разные оборотни. Каждый убитый зачтется тебе как заслуга. Но ты убил людей и тем самым показал, насколько ты бесчеловечен. Можно было просто разогнать злодеев и таким образом спасти твоего наставника. По   моему, ты недостаточно великодушен.

–   Пусть так,   – отвечал Сунь У   кун,   – нельзя же было за это прогонять меня, забыв о моих заслугах. Умоляю тебя, всемилостивейшая бодисатва, прояви свое милосердие и прочти заклинание о снятии обруча. Я отдам его тебе, вернусь в свою пещеру Водного занавеса и навсегда останусь там.

Гуаньинь засмеялась:

–   Заклинание о сжатии обруча сообщил мне Будда Тата – гата. Это было, когда он послал меня в восточные земли, чтобы я нашла там человека, достойного отправиться за священными книгами. Тогда же он дал мне три драгоценных талисмана: парчовую рясу, посох с девятью обручами и три золотых обруча. Кроме того, он научил меня трем тайным заклинаниям, но никакого заклинания о снятии обруча он мне не сообщал!

–   Ну, раз так,   – отвечал Сунь У   кун,   – мне придется с тобой распрощаться   

–   Куда же ты пойдешь      – спросила Гуаньинь.

–   Я отправлюсь на Запад. Там я поклонюсь Будде и попрошу его прочесть заклинание о снятии обруча.

–   Постой!   – удержала его Гуаньинь.   – Я хочу взглянуть, какие предзнаменования тебя ожидают: счастливые или несчастливые.

–   Нечего смотреть!   – возразил Сунь У   кун.   – Достаточно того несчастья, которое свалилось на меня.

–   Да я и не собираюсь смотреть на твою судьбу и узнавать, что тебя ожидает,   – насмешливо произнесла Гуаньинь.   – Меня интересует судьба Танского монаха.

Тут всемилостивейшая Гуаньинь замерла в торжественной позе на своем троне, похожем на цветок лотоса, и устремила свое сердце в три небесные сферы: настоящего, прошедшего и будущего. Ее всевидящее око ярко засветилось, и взор устремился в неведомые дали, витая в просторах вселенной. Через короткое время созерцания она вдруг заговорила:

–   Сунь У   кун! Твоему наставнику Сюань   цзану грозит сейчас смертельная опасность. Вскоре он сам будет взывать к тебе, чтобы ты ему помог. Оставайся пока здесь и жди меня, а я отправлюсь к нему и уговорю его снова принять тебя, чтобы ты сопровождал его за священными книгами и помог благополучно завершить эту великую миссию.

Сунь У   куну ничего не оставалось, как повиноваться. Он не осмеливался больше перечить и пребывал в почтительном ожидании возле трона бодисатвы, где мы пока и оставим его.

Между тем Танский монах, прогнав от себя Сунь У   куна, велел Чжу Ба   цзе вести коня под уздцы, а Ша   сэну поручил нести поклажу на коромысле. Теперь вместе с конем их было четверо. Продолжая путь на Запад, они отошли не более пятидесяти ли, как вдруг Танский монах придержал лошадь и сказал:

–   Братья мои! Мы вышли из селения до зари, еще в часы пятой стражи. Потом этот негодяй огорчил меня. Так прошло много времени, день клонится к вечеру, а мы еще ничего не ели и не пили. Я испытываю муки голода и жажды. Кто из вас отправится за подаянием, накормит и напоит меня   

–   Учитель,   – отвечал Чжу Ба   цзе.   – Слезай с коня и побудь здесь, а я разузнаю, есть ли поблизости жилье или селение.

Танский монах слез с коня, а Дурень вскочил на облако и поднялся в небеса. Он внимательно осмотрел всю местность, но, кроме гор, ничего не увидел. Место было глухое, и вряд ли здесь могло показаться человеческое жилье.

Спустившись на облаке вниз, Чжу Ба   цзе сообщил Танскому монаху:

–   Здесь не у кого просить подаяния: всюду одни только горы и нигде не видно следов человека.

–   Если нет пропитания,   – отвечал Танский монах,   – то, может быть, где   нибудь протекает горный ручеек. Достал бы хоть немного водицы, чтобы утолить жажду.

–   Ладно,   – послушно отозвался Чжу Ба   цзе,   – я отправлюсь на южный склон горы, где течет горный поток, и принесу воды!

Ша   сэн достал монашескую плошку для подаяния и передал ее Чжу Ба   цзе. Тот взял плошку в руки, вскочил на облако и умчался. Танский монах тем временем уселся на обочине дороги и стал ждать. Но Чжу Ба   цзе все не возвращался, и у несчастного Сюань   цзана совсем пересохло во рту. Есть стихи, которые могут служить подтверждением того, что с ним происходило:

 

Природа   мать нам всем дает сама

Все наши качества и дарованья

И силы для свершенья и дерзанья;

Но сущность наша нам природой не дана.

Когда мы силы духа и ума

Познанием великим укрепляем,

То собственную сущность созидаем,

И в этом наша цель достойная видна.

Коль сердце смятено, тогда и дух слабеет,

Плоть, отягченная недугами, хиреет,

Основы Истины опоры не имеют

В тебе самом – и в том твоя вина.

Коль вянут    три цветка   ,   – к чему тогда трудиться   

Без Древа высшего – к чему вперед стремиться   

На чем душа твоя теперь утверждена   

 

Ша   сэн находился рядом и видел, как наставник мучился от голода и жажды. Между тем Чжу Ба   цзе все не возвращался.

Наконец Ша   сэн не выдержал, сложил поклажу в укромное место, крепко привязал белого коня и сказал:

–   Наставник! Ты пока посиди здесь, а я пойду потороплю Чжу Ба   цзе, пусть скорей несет воду.

Танский монах промолчал, глотая горькие слезы, и лишь кивнул головой в знак согласия. Ша   сэн быстро вскочил на облако и умчался к южному склону горы.

Танский монах остался в одиночестве и тяжело переживал все невзгоды. И вот в момент наибольших терзаний он вдруг услышал резкий звук, сильно напугавший его. Он приподнялся, стал озираться и вдруг увидел Сунь У   куна, который стоял на коленях у обочины дороги, держа обеими руками фарфоровую чашу.

–   Наставник!   – сказал он.   – Без меня, старого Сунь У   куна, некому даже напоить тебя. Выпей пока этой прохладной водицы и утоли свою жажду, а затем я схожу за едой и накормлю тебя.