西游记俄文版第三章第六十节1.5

 Услышав эти слова, Лоча со слезами на глазах стала жаловаться:

–   О великий Князь! Ты же знаешь поговорку:    Мужчина без жены, все равно что богатство без присмотра, а женщина без мужа, что слуга без хозяина   . Эта противная обезьяна чуть было не погубила меня!

Сунь У   кун при этих словах сделал вид, что сильно разгневан. Изрыгая потоки брани, он спросил:

–   Когда проходила тут эта мерзкая обезьяна   

–   Да она еще где   то здесь,   – ответила Лоча,   – вчера только была у меня и просила одолжить веер. Я облачилась в боевые доспехи, взяла меч, выбежала за ворота и начала рубить ее по голове, но она все терпела и нагло называла меня    золовушкой   , уверяя, что ты когда   то с ней побратался!

–   Да, это было пятьсот лет тому назад!   – пробурчал Великий Мудрец.

–   Так вот,   – продолжала Лоча,   – я его ругаю, а он все терпит и делает вид, будто не смеет слова сказать; я бью его по голове, а он прикидывается, будто не смеет руки на меня поднять. Потом я на него махнула веером, и его унесло вихрем. Однако он достал где   то волшебное средство от ветра и сегодня рано утром снова появился и стал шуметь за воротами. Я во второй раз махнула на него веером, а он, представь себе, даже не шелохнулся. Когда же я пошла на него с мечом в руках, чтобы срубить ему голову, он вступил в бой. Я испугалась его тяжелого посоха и скрылась в пещере, плотно затворив ворота. Не знаю каким образом он пробрался ко мне в живот и я едва не рассталась с жизнью! Пришлось молить его о пощаде и признать родственником. Потом я дала ему веер, и он ушел…

Сунь У   кун принялся колотить себя кулаками в грудь и убиваться:

–   Ах, какая жалость, какая жалость!   – вопил он.   – Как же это ты, супруженька, так опростоволосилась   ! Отдать этакую драгоценность противной обезьяне. Ведь я умереть могу от злости!

–   Не сердись, великий Князь мой!   – смеясь, проговорила Лоча.   – Я дала ему не настоящий веер, обманула его, только бы он убрался отсюда.

–   А где же настоящий веер      – спросил Сунь У   кун.

–   Успокойся! Успокойся! Я его спрятала,   – ласково отвечала Лоча.

Затем она приказала служанкам по случаю приезда дорогого хозяина подать лучшие вина и изысканные яства. Поднося обеими руками полную чашу вина, Лоча обратилась к мнимому супругу с такими словами:

–   О великий Князь мой! Хотя тебе весело с новой супругой, молю тебя, не забывай обо мне! Выпей чарочку этого домашнего вина.

Сунь У   куну пришлось принять чарку. Он поднял кубок и с улыбкой ответил:

–   Супруженька! Сперва ты выпей! Ради того, чтобы приумножить наше богатство, пришлось мне быть в долгой разлуке с тобой, но ты все это время исправно вела хозяйство, так что мне следует угощать и благодарить тебя.

Лоча выпила, снова налила чарку и передала мнимому мужу со словами:

–   Еще во времена глубокой древности сложилась поговорка:    Жена – мужу ровня!    Для меня ты, супруг мой, что отец родной: поишь, кормишь меня, за что же тебе меня благодарить   

Продолжая говорить другу другу любезности, они уселись рядом и пили вино по очереди. Сун У   кун боялся нарушить монашеский пост и ел одни только фрукты. После нескольких чарок вина Лоча опьянела, и в ней пробудилась страсть. Она стала прижиматься к Сунь У   куну, взяла его за руки, шептала нежные слова. Они сидели, тесно прижавшись друг к другу, и перешептывались, пили вино из одной чарки, откусывали от одного куска.

Великий Мудрец прикидывался нежным и страстным. Ничего иного ему не оставалось. Поистине верно сказано в стихах:

 

Что может быть чудесней, чем вино   

Его метлой печаль мы выметаем,

На удочку его нам стих поймать дано,

Мы с ним ни горя, ни забот не знаем…

А сколько радостей в себе таит оно!

Его вкусив, смыкает разум вежды,

И сбрасывает тесные одежды

Святое целомудрие само.

Взгляни на женщину, когда, испив вина,

Забыв все правила, что с детства были любы,

В улыбке обольстительной она

Приоткрывает розовые губы,

Пленительно колеблет гибкий стан,

Что ветка ивы под напором ветра,

И слов бессвязных негу и дурман

В хмельной истоме расточает щедро…

Взгляни: то встанет, то опять присядет,

То волосы растреплет, то пригладит,

И томными очами поведет,

Закроет веер и опять раздвинет,

И снимет кофту, и опять накинет,

Но в рукава никак не попадет.

Вот шелковые косы расплелись,

Румянцем жарким щеки налились

И расстегнулись пуговки на платье…

Глядишь – и в ход пошли рукопожатья,

Прикосновенья, нежные объятья,

И все бесчинства с якоря снялись!

 

Заметив, что Лоча изрядно опьянела, Великий Мудрец Сунь У   кун решил приступить к действиям и стал ее подзадоривать.

–   Супруженька,   – произнес он.   – Куда же ты спрятала настоящий веер    Надо быть настороже. Ведь Сунь У   кун может появиться в любой момент и обмануть тебя, изменив собственный облик.

Лоча хихикнула, вынула изо рта листик, величиной с листик абрикоса, и, передавая его Сунь У   куну, сказала:

–   Разве это не он, наш драгоценный талисман   

Сунь У   кун недоверчиво взял листик в руки и подумал:    Как же такой крохотной штучкой можно затушить пламя Огнедышащей горы   … Боюсь, как бы снова не вышло обмана   .

Заметив, что он, разглядывая талисман, погрузился в глубокое раздумье, Лоча не вытерпела, придвинулась к нему еще ближе и, касаясь своим напудренным личиком его волосатой физиономии, пролепетала:

–   Родненький мой! Спрячь талисман у себя, запей вином и развеселись! О чем еще думать   

Сунь У   кун, положив ногу на ногу, спросил:

–   Как же можно такой штучкой затушить пламя, бушующее на пространстве в восемьсот ли   

Вино настолько разобрало Лоча, что она, ничего не подозревая, рассказала, как пользоваться талисманом:

–   О великий Князь мой!   – молвила она.   – Я провела в разлуке с тобой два года. Все это время ты, наверное, дни и ночи предавался любовным утехам, и твоя ненаглядная красотка Яшмовое личико отшибла у тебя память. Как мог ты забыть тайну своего собственного талисмана    Надо большим пальцем левой руки скрутить седьмую красную шелковинку на ручке веера и при этом произнести заклинание. Листки сразу увеличатся до целого чжана и двух ли! У него неисчерпаемые возможности превращения, и даже пламя на пространстве нескольких тысяч ли можно погасить одним его взмахом!

Великий Мудрец крепко запомнил все, что сказала Лоча, положил листок в рот, потер лицо руками и тотчас принял свой первоначальный вид.

–   Ну   ка, Лоча, погляди на меня!   – заорал он свирепым голосом.   – Посмотри, каков из себя твой родной муженек! Ай   ай   ай! И не стыдно тебе было завлекать меня в свои сети!

Увидев перед собой настоящего Сунь У   куна, женщина в ужасе перевернула стоявший перед нею стол с яствами, упала на пол и, сгорая от жгучего стыда, стала громко причитать:

–   Убил! Без ножа зарезал!

Но Сунь У   кун, не обращая никакого внимания на Лочу, повернулся и быстрыми шагами вышел из Банановой пещеры. Недаром говорится:    Кто не жаждет женских ласк, тот довольный и веселый возвращается от красотки   .

Потянувшись всем телом, Сунь У   кун вскочил на облако, перемахнул через высокую гору и достал изо рта волшебный талисман, чтобы испытать его. Большим пальцем левой руки он начал скручивать седьмую шелковинку на ручке веера и произнес заклинание.

Листок действительно увеличился до одного чжана и двух чи.

Сунь У   кун стал внимательно разглядывать его и убедился, что этот веер совсем не похож на тот, оказавшийся поддельным. От этого веера исходило какое   то сияние. Он был прошит тридцатью шестью красными шелковинками.

Но Сун У   кун узнал только одно заклинание: как увеличить размеры волшебного веера, а как уменьшить его до начального размера – этого заклинания он не знал и как ни крутил веер, тот оставался такого же огромного размера. Делать было нечего, он взвалил его на спину и пустился в обратный путь. Но об этом мы рассказывать не будем.

Вернемся к Князю с головой быка. Когда пир на дне озера закончился и гости стали расходиться, Князь тоже вышел за ворота, но там нигде не мог найти свою черепаху с золотистыми глазами. Почтенный хозяин – старый дракон – собрал всех своих домочадцев и стал расспрашивать.

–   Кто из вас тайком отвязал и выпустил черепаху с золотистыми глазами   

Домочадцы опустились на колени перед своим повелителем.

–   Никто из нас не осмелился бы ни отвязать, ни украсть это священное животное,   – говорили они, не переставая кланяться.   – Здесь никого из нас не было: мы на пиру разносили гостям вино и блюда с яствами, пели им песни, играли на музыкальных инструментах!

Старый дракон поверил.

–   Наши домашние музыканты, безусловно, этого себе не позволят. Может, сюда приходил кто   нибудь чужой