西游记俄文版第三章第六十四节1.1

 –   Братья мои!   – воскликнул Танский монах.   – Как же мы пройдем здесь   

–   Как пройдем      – удивился Сунь У   кун.

–   Братья!   – продолжал Танский монах.   – Дорога хоть и видна, но все кругом поросло колючками. Здесь можно двигаться лишь ползком, как змеи. Вам и то трудно идти, согнувшись в три погибели, а каково мне ехать верхом   

–   Пустяки!   – воскликнул Чжу Ба   цзе.   – Глядите, как я сейчас расчищу дорогу граблями: можно будет проехать не только верхом, но даже в паланкине!

–   Ты, конечно, силен, что и говорить,   – молвил в ответ Танский монах,   – но надолго тебя не хватит. Ты ведь не знаешь, на каком протяжении дорога заросла терновником. К чему же зря тратить силы   

–   Что попусту разговаривать,   – сказал тут Сунь У   кун,   – я сейчас сам все узнаю.

С этими словами он поднатужился, совершил прыжок в воздух и, очутившись на облаке, стал всматриваться, но заросли терновника, казалось, не имели границ.

 

Необозримые, бескрайние просторы

Оделись легкой дымкою тумана,

Набросили покров зеленый горы,

Переплелись упругие лианы.

На тонких ветках распустились почки.

И тысячи проснувшихся растений,

Их первые, блестящие листочки

Отбрасывают трепетные тени.

Конца не видно дали изумрудной,

Пространства эти не окинешь взором:

Раскинулись зеленою запрудой

И радуют сияющим убором

Деревьев кущи, свежие дубравы,

Ковры лугов в узорах пестротканных,

Кустарники, лекарственные травы

В наряде из цветов благоуханных.

Лучей своих живую позолоту

Деревьям солнце расточает щедро,

Баюкают их легкую дремоту

Порывы освежающего ветра.

Причудливые сосны, кипарисы,

Едва лишь холода зимы изведав,

Украсили немеркнущие ризы

Узором ослепительных побегов;

Стеной сплошною высятся бамбуки,

О чем   то шепчутся с ручьями ивы,

И ветви поднимают, словно руки,

Седые вязы, молодые сливы.

Ползут лианы по стволам дуплистым,

Их переплеты с плотной тканью схожи:

То виснут над землей шатром тенистым,

То стелются гостеприимным ложем.

Но где б то ни было, найдешь едва ли

Такие заросли кустов колючих,

Чтобы все пути дороги закрывали

Изгибами ветвей своих и сучьев.

Куда ни глянь, везде являет взгляду

Терновник небывалую преграду.

 

Долго вглядывался Сунь У   кун в бесконечные заросли терновника и, наконец, прижав ниже к земле край облака, на котором он находился, крикнул:

–   Наставник! По этой дороге нужно идти еще очень долго.

–   Как долго      – спросил Танский монах.

–   Конца пока не видно. Видимо, заросли тянутся на расстоянии тысячи ли!

–   Что же нам делать      – испугался Сюань   цзан.

–   Не печальтесь, учитель,   – принялся утешать его Ша   сэн.   – Когда   то я выучился пускать палы и сжигать сорняки. Сейчас я подпалю кустарник: он выгорит, и мы сможем пройти.

–   Не мели чепуху,   – остановил его Чжу Ба   цзе.   – Палы пускают обычно осенью, в десятом месяце года, когда травы засыхают и кусты оголяются. Вот тогда огонь их быстро охватывает. А сейчас наступила пора, когда растения начинают пышно распускаться. Как же тебе удастся спалить кустарник   

–   Да если и удастся,   – вмешался Сунь У   кун,   – боюсь, нам за это крепко достанется.

–   Как же нам пробраться      – спросил Танский монах.

–   На сей раз без меня вам никак не обойтись,   – рассмеялся Чжу Ба   цзе.

И вот наш герой, прищелкнув пальцами, прочел какое   то заклинание, сделал несколько телодвижений, а затем крикнул:    Расти!    Неожиданно на глазах у всех Чжу Ба   цзе стал увеличиваться и превратился в великана ростом в двадцать чжан. Помахав граблями, он скомандовал:    Изменитесь!    И грабли сразу же удлинились на тридцать чжан. И вот наш новоявленный великан зашагал по кустарнику, словно по траве, разбрасывая граблями поломанные сучья.

–   Наставник!   – крикнул он на ходу.   – Можешь спокойно следовать за мной!

Танский монах очень обрадовался и стал подстегивать коня, неотступно следуя за Чжу Ба   цзе. Ша   сэн шел за ним и нес поклажу на коромысле, а Сунь У   кун помогал Чжу Ба   цзе, сбивая железным посохом колючие ветви кустарника. В этот день оба они работали, как говорится, не покладая рук, и путникам удалось пройти более ста ли. К вечеру они подошли к довольно большой прогалине, а у самой дороги заметили каменный столб, на котором было высечено три больших иероглифа:    Тернистая гора   .

Когда они подошли ближе, то разглядели под этими знаками еще четырнадцать маленьких иероглифов, расположенной двумя вертикальными строчками. Вот, что они обозначали:

Заросли протянулись на восемьсот ли;

Проложена здесь дорога – немногие ею шли.

Прочтя эту надпись, Чжу Ба   цзе громко рассмеялся:

–   Я бы прибавил еще две строки,   – сказал он, и с нарочитой важностью произнес:

Однако сумел расчистить лучшую из дорог

Лишь Чжу Ба   цзе почтенный – больше никто не смог.

Танский монах, очень довольный, слез с коня и обратился к своим ученикам.

–   Ну и замучил я вас сегодня, братья мои!   – сказал он.   – Давайте переночуем здесь, на этой лужайке, а завтра с первыми же лучами солнца отправимся дальше!

–   Наставник, не надо здесь останавливаться!   – запротестовал Чжу Ба   цзе.   – Пока еще светло и мы в силах, надо идти дальше! Я готов всю ночь напролет ломать этот кустарник, будь он проклят!

Наставнику не оставалось ничего иного, как согласиться, и путники отправились дальше.

Чжу Ба   цзе шел впереди, старательно прокладывая дорогу. Остальные следовали за ним. Они шли, не останавливаясь, еще целые сутки. Однако перед ними была все та же густая чаща кустарника. Тоскливо завывал ветер, шумя соснами. Наконец они вышли на просторную лужайку и тут увидели древний монастырь. За воротами стояли изумрудные сосны и кипарисы. Персики и сливы, казалось, оспаривали друг у друга красоту. Танский монах слез с коня и вместе со своими учениками стал разглядывать монастырь.

Вот что представилось их глазам:

 

Обитель одиноко над водой

Стояла, и в тревожный час заката

Окутывал ее туман седой.

А в роще одичавшей и глухой

Гнездились аисты, как в древности когда   то.

Ступени храма мох покрыл густой,

Разрушена узорная ограда,

И обвивают плети винограда

Углы и выступы стены крутой.

Не весел окружающий покой,

Печаль вселяют в сердце, не ограду,

И крики птиц из дремлющего сада,

И шепот листьев в рощице сырой…

Здесь нет ни кур, ни псов сторожевых,

Почти не видно и следов людских.

 

При виде такого запустения Сунь У   кун предостерегающе сказал:

–   Ну, здесь добра не жди, во всяком случае задерживаться нам не следует…

–   Что   то очень подозрительным ты стал,   – проговорил Ша   сэн.   – Не понимаю, какое зло разглядел ты в этом уединенном месте, где никто не живет, и уж конечно нет ни злых духов, ни оборотней, принявших вид зверей или птиц.

Не успел он договорить, как налетел порыв холодного ветра и из ворот монастыря вышел старец в шляпе отшельника, в светлой одежде, с посохом в руке и в соломенных туфлях. За ним следовал бес   слуга, темнолицый, с кривыми зубами, рыжебородый, почти что голый, он нес на голове целое блюдо блинов.

Старец опустился на колени и произнес:

–   О Великий Мудрец! Я дух земли у этой горы, которая называется Тернистой. Я знал, что ты прибудешь сюда, но не успел приготовить достойное тебя угощение. Прошу отведать хотя бы этих простых блинов, которые подношу тебе, твоему наставнику и остальным путникам. Здесь на расстоянии восьмисот ли вы нигде не встретите человеческого жилья. Прошу всех вас подкрепиться немного и утолить голод.

Чжу Ба   цзе не скрыл своей радости. Он выступил вперед и стал засучивать рукава, собираясь отведать блинов. Однако Сунь У   кун, внимательно приглядевшись к старцу, закричал: