西游记俄文版第三章第六十四节1.2

 –   Постой! Мы повстречались с недобрыми людьми! Не торопись!

Обратившись к старцу Сунь У   кун продолжал:

–   Какой же ты дух земли    Вздумал провести меня, старого Сунь У   куна    Ну   ка, отведай моего посоха!

Старец, видя, что Сунь У   кун действительно собирается ударить его, быстро повернулся к нему спиной и сразу же превратился в порыв ветра, который со злобным свистом подхватил Танского монаха, поднял его в воздух, закружил и умчал неизвестно куда. Сунь У   кун так опешил, что не сообразил даже пуститься в погоню; Чжу Ба   цзе и Ша   сэн, побледнев, растерянно переглядывались. Белый конь тоже перепугался и заржал. О том, как трое спутников Танского монаха и его конь глядели во все стороны в полном смятении, а затем принялись метаться в бесплодных поисках, мы здесь рассказывать не будем.

Обратимся к старцу   оборотню, который с помощью своего беса   слуги примчал Танского монаха ко входу в каменное помещение, окутанное туманом, и осторожно опустил его на землю, а затем, поддерживая обеими руками, ласково произнес:

–   Премудрый монах! Не бойся. Мы вовсе не плохие люди. Я – один из восемнадцати гунов, владеющих Тернистой горой. Прошу тебя в эту тихую лунную ночь познакомиться с моими друзьями и побеседовать с ними о стихах, развлечься немного и развеять свою тоску.

От этих слов Танский монах пришел в себя, успокоился и широко открытыми глазами стал осматривать местность. Удивительной красоты картина открылась его взору:

 

Что может быть прекрасней этих мест,

Чтоб тела чистоту хранить и духа   

Куда ни взглянешь – облака окрест:

Они белее снега, легче пуха…

Земли здесь вдосталь, много и воды,

И, коль работы не страшатся руки,

Тут зашумят зеленые сады,

Зашелестят высокие бамбуки.

До самого утра здесь хор гремит

Лягушек, в тихой заводи живущих,

Чудесный аист свой полет стремит

К высоким скалам в изумрудных кущах…,

Как на вершине Хуашань, красив

Восходов и закатов яркий пламень,

И кажется, что, небо озарив,

Тяньтайцы плавят философский камень…

Пусть кто   то ловит рыбу на луне

И вспахивает облако седое,

Ты не найдешь в той сказочной стране

Такого небывалого покоя,

Который обретаешь только здесь,

В тот лунный час, когда уходит горе,

И в думы погружаешься ты весь,

Глубокие и вечные, как море.

 

Танский монах не мог налюбоваться окружавшей его красотой. Между тем взошла луна, засияли звезды и послышались оживленные голоса:

–   Наш правитель, восемнадцатый гун, привел сюда премудрого монаха!

Наставник Сюань   цзан поднял голову и увидел трех старцев. Первый из них, тот, что шел впереди, был статный, благообразный и совершенно седой; казалось, голова его покрыта инеем. У второго волосы были черные с зеленоватым оттенком и непрерывно колыхались; третий, темнолицый, выглядел очень робким и скромным. Все трое были совершенно различными по наружности и по одеянию. Приблизившись к Танскому монаху, они совершили перед ним вежливый поклон. Сюань   цзан ответил на приветствие, а затем спросил их:

–   За какие же мои добродетели вы, достопочтенные праведники   отшельники, соизволили проявить ко мне столь высокие чувства любви и почтения   

На это правитель горного хребта, гун восемнадцатый, смеясь, отвечал:

–   О премудрый монах! Мы давно слышали о твоих высоких моральных совершенствах и с нетерпением ждали случая увидеть тебя. Наконец пришел долгожданный день и мы обрели это счастье. Если ты в самом деле не поскупишься одарить нас своими поучениями, каждое слово из которых нам дороже жемчуга, и поговоришь с нами по душам, то мы вполне убедимся в силе твоей созерцательности и уверимся в том, что ты принадлежишь к подлинной школе правоверных.

Танский монах низко поклонился и произнес:

–   Разрешите узнать, уважаемые праведники, как вас величать.

–   Вот этого мужа,   – сказал гун восемнадцатый,   – с головой седой, словно иней, мы зовем Гун Чжи   гун, что значит беспристрастный, прямой гун; того, у кого волосы черные с зеленоватым отливом, мы зовем Лин Кун   цзы, что значит мудрец, витающий в небесах, а скромного и робкого – Фу Юнь   соу, что значит старец, обметающий пыль с облаков. Меня же зовут просто Цзин   цзе, что значит крепкий, как сучок.

–   А как велик возраст у почтенных мужей      – поинтересовался Танский монах.

Первым отвечал Гун Чжи   гун:

 

Мой возраст – тысячелетний,

Но строен, как в юности, стан,

Всегда я в одежде летней,

Чей запах душист и прян;

Как кружевное плетенье

Изгибы моих ветвей,

Бегут от них легкие тени,

Как сотни проворных змей…

Меня посещают птицы,

Чьих крыльев размах широк,

К Познанью мой дух стремится,

Подходит мудрости срок

Рожден я прямым и твердым

И старости не боюсь –

Она не помеха гордым,

И ей я не поддаюсь.

Пусть я не простого рода,

Приют мой – в чаще густой,

Минуют меня невзгоды

И мир с его суетой.

 

Когда Гун Чжи   гун закончил, заговорил с усмешкой Лин Кун   цзы:

 

Мне тоже немало лет –

Их с тысячу наберется.

По возрасту я – дед,

Но ствол мой к земле не гнется.

Не страшен мне вихрь и град,

Крепка моих сучьев сила,

Свой изумрудный наряд

Поныне не износил я

В тиши заповедных рощ,

Как юноше, мне не спится,

И шелест мой, словно дождь,

В прохладе ночной струится.

С помощью цепких своих

Корней сумел овладеть я

Щедротами недр земных

И тайнами долголетья.

Я птицам приют даю,

Владеющим дивной силой,

Мне дружбу дарит свою

Сам аист сереброкрылый.

Мудрей всех пернатых он,

Умеет менять обличье –

То с виду он, как дракон,

То снова повадка птичья…

Я знатного рода сам,

В лесу – не последний житель:

Мой вид украшает храм

И праведника обитель.