西游记俄文版第四章第八十二节1.4

 Дева взяла изящными, словно выточенными из яшмы пальчиками, золотую чарку и наполнила ее до краев чудесным вином.

–  Наставник дорогой! Отведай, будь милостив!  – ласково произнесла она, обеими руками поднося чарку Танскому монаху.  – Милый мой! Прошу тебя выпить за нашу счастливую встречу.

Танский монах в смущении пролепетал что  то, принял вино, обратил глаза к небу и про себя прочел молитву:

  О божества и духи, хранители учения Будды, постигшие явления природы во всех пяти странах света, и четыре стража времени! Обращается к вам с мольбой самый меньшой брат ваш, Чэнь Сюань  цзан! Вам поручила богиня Гуаньинь незримо охранять меня с того дня, как я покинул восточные земли, дабы я смог достичь храма Раскатов грома, поклониться Будде и испросить у него священные книги. И вот ныне в пути меня схватил злой дух  оборотень в образе девы и вынуждает слиться с ним. Он вручил мне сию чарку вина и велит испить ее. Если это вино нехмельное, я хоть и через силу, выпью его, чтобы освободиться, завершить мой путь и лицезреть Будду. Если же вино окажется скоромным, то я подвергнусь вечным мукам колеса жизни, обернувшимся вспять за нарушение моего обета!  .

Между тем Великий Мудрец Сунь У  кун, превратившись в кузнечика, притаился за ухом своего наставника и все время нашептывал ему, что надо делать. Его слова были слышны одному только Танскому монаху. Сунь У  кун знал, что учитель любит простое виноградное вино, и велел ему осушить поднесенную чарку. Тот скрепя сердце выпил и, поспешно наполнив вином эту же чарку, поднес ее деве  оборотню. Вино запенилось. Тогда Сунь У  кун незаметно прыгнул прямо в пену и скрылся под ней. Дева приняла чарку, но не стала пить, а дважды поклонилась Танскому монаху, после чего произнесла еще несколько ласковых слов с выражением благодарности. После этого она взяла чарку, в которой пена уже осела, и увидела насекомое. Ей, конечно, и в голову не пришло, что это Сунь У  кун. Она мизинчиком достала его из чарки и стряхнула на землю.

Сунь У  кун, видя, что его замысел не удался, сразу же превратился в голодного коршуна.

 

Когти, словно из яшмы,

И перья на крыльях из стали.

Желтым блеском

От злости глаза у него засверкали.

И за тысячи ли убегают,

Чтоб лучше укрыться,

Все волшебные зайцы

И оборотни  лисицы.

Если голоден он,

Налетает стремительней бури

На добычу – и жертву уносит

В просторы лазури.

Сытый, он залетает высоко,

В небесные двери,

И когтей его крепких

Страшатся и люди и звери.

 

И вот коршун взлетел над столом и выпустил свои когти. Раздались грохот и звон: посуда, яства, блюда и миски, блюдца и кувшины – все полетело на пол и разбилось вдребезги. Коршун покинул Танского монаха и улетел прочь. У девы от страха едва не разорвалось сердце и не лопнула печенка. Да и Танский монах порядком струхнул. Дрожа от страха, дева  оборотень крепко прижала к себе Сюань  цзана.

–  Дорогой наставник! Откуда появилось это чудовище    – спросила она.

–  Не знаю,  – робко ответил он.

–  Как я старалась усладить тебя, какие придумывала яства!  – сокрушенно произнесла дева  оборотень.  – Так надо же было появиться этому стервятнику! Противный, всю посуду мою перебил!

–  Госпожа,  – вмешались тут служанки,  – с посудой еще как  нибудь обойдемся, а вот что делать с яствами   Они все на полу и смешались с грязью. Как же их есть теперь  

Танский монах отлично понимал, что все это проделки Сунь У  куна.

–  А я поняла, что случилось!  – воскликнула дева  оборотень, обращаясь к своим служанкам и слугам.  – Видно, Небо и Земля не довольны тем, что я задержала Танского монаха, вот они и наслали на меня это чудище. Скорей уберите осколки и заново приготовьте вино и закуски! Подавайте все, что есть: и постное и скоромное. А я тем временем попрошу Небо быть сватом, а Землю – сватьей и скрепить наш союз.

После этого дева снова отвела Сюань  цзана на восточную веранду и заперла его там. Здесь мы пока и распрощаемся с ним.

Вернемся к Сунь У  куну, который вылетел из беседки и умчался прочь. Приняв свой первоначальный облик, он поднялся к отверстию пещеры и крикнул: