西游记俄文版第四章第九十一节1.1

 повествующая о том, как в округе Золотой покой путника любовались новогодними фонарями и как Танский монах держал ответ в Черной пещере

 

 

С чего начать духовный путь

К вершинам созерцанья  

Сперва тревоги изгони

Прочь из души своей,

Чтоб рой желаний не мелькал,

Как стая обезьянья,

Чтоб мысли не неслись в тебе

Стремительней коней.

Но если их ты не изгнал,

А только взял на привязь,

Пяти пороков все равно

Тебе не удержать,

И чуть задержишься в пути,

Идти вперед противясь,

Три непростительных греха

В тебе взойдут опять.

Свободу дашь своим страстям –

Лишишься эликсира,

Который лишь один душе

Бессмертие дает.

Желаньям будешь потакать,

Пустым соблазнам мира –

Природный, изначальный дух

В тебе не расцветет.

Отвергни раз и навсегда

Порывы дум случайных,

Пусть гнева, радости, забот

Бежит душа твоя,

И лишь тогда узнаешь ты

О сокровенных тайнах

И навсегда уйдешь душой

В покой небытия.

 

Итак, Танский монах и его ученики покинули главный город уезда Яшмовые цветы и спокойно двигались по ровной дороге, ведущей в страну Высшего блаженства. Через несколько дней вновь показались очертания какого  то города.

–  Это еще что за место такое    – изумился Танский монах, повернувшись к Сунь У  куну.

–  Как видишь, это – город,  – отвечал тот,  – но на шесте над городскими стенами нет флага, да и местность эта мне незнакома. Погоди, вот подойдем ближе, тогда и спросим.

Когда путники достигли восточной заставы, они увидели по обеим сторонам дороги чайные и питейные заведения, из которых доносились веселые крики и шум, показались также лабазы и маслобойни, везде царило оживление.

Несколько лоботрясов столпились на улице, разглядывая длиннорылого Чжу Ба  цзе, Ша  сэна с темным лицом и красноглазого Сунь У  куна, однако никто из них не осмеливался подойти ближе и заговорить с путниками. Танский монах боялся, что бездельники затеют ссору с его учениками, и от страха покрылся холодным потом.

Путники прошли еще несколько кварталов и, не доходя до городской стены, увидели вход в монастырь, над воротами которого была надпись из трех иероглифов:   Монастырь милосердия Будды  .

–  Не зайти ли нам сюда    – спросил Танский монах своих спутников.  – Дадим коню передохнуть, да и сами перекусим.

–  Что же, это хорошо! Очень хорошо!  – произнес Сунь У  кун.

Все четверо вошли в ворота. Вот что они увидели:

 

Драгоценные башни

Красуются здесь величаво,

А над ними вздымается

Будды престол золотой.

Выше туч его храм,

До небес вознеслась его слава,

Тихо в кельях монахов,

Всю ночь озаренных луной.

Благовонных курений

Клубятся дымки, как живые,

В чуть заметном

Пунцовом сиянии ступа видна.

Ветерок средь листвы

Тихо крутит вертушки резные,

Где молитвенных свитков

Святые горят письмена.

Не начало ли здесь

Непорочной земли Суковати  

Эти храмы подобны

Драконов дворцам неземным.

Главный храм среди них

Золотится в лучах благодати,

И пурпурной завесою

Облако реет над ним.

А с обеих сторон,

Вдоль больших галерей из гранита

Сотни праздных людей

Ходят толпами целые дни.

Среди пагод одна

Для гостей постоянно открыта,

Чтоб на самую кровлю

Могли подниматься они.

День и ночь из курильниц

Восходят клубы благовоний,

Растворяются в небе,

Как сны, и чисты и легки.

День и ночь напролет

Перед Буддой, воссевшим на троне,

Негасимых лампад,

Колыхаясь, горят светляки.

Золотой колокольчик,

Хрустальную трель разливая,

Издалека звенит,

Возвещая сердцам благодать.

То идет настоятель,

Монахов своих созывая,

Чтобы вслух до зари

Им священные сутры читать.

 

Пока все четверо разглядывали монастырь, с галереи сошел к ним какой  то монах.

–  Откуда пожаловал сюда, почтенный    – спросил он Танского монаха, отвесив низкий поклон.

–  Твой смиренный брат в монашестве прибыл сюда из Серединного цветущего государства, от двора Танского государя,  – отвечал Танский монах.

При этих словах незнакомый монах неожиданно пал ниц и начал отбивать земные поклоны. Танский монах смутился и поспешно поднял его, приговаривая: