静静的顿河俄语版第一部第一节（19.3）

 Наталья гладила дедовы руки и отходила, а он, все так же сгорбившись, царапая землю вытертым у ручки костылем, сидел на завалинке в сереньком, заштопанном во многих местах мундире, и молодо и задорно смеялись красные веселые петлицы на тугом стоячем воротнике.

Известие о том, что Наталью сватают, принял он с внешним спокойствием, но в душе горевал и злобился: Наталья за столом подсовывала ему лучший кусок. Наталья стирала его бельишко, штопала, вязала чулки и чинила шаровары и рубахи, - оттого дед Гришака, узнав, и глядел дня два на нее с суровой строгостью.

- Мелеховы - славные казаки. Покойный Прокофий молодецкий был казачок. А внуки как? Ась?

- И внуки ничего, - уклончиво отвечал Мирон Григорьевич.

- Гришка-то непочтительный, поганец. Надысь иду из церкви, встретился со мной и не поздравствовался. Старики ноне не дюже в почете...

- Он ласковый паренек, - вступилась Лукинична за будущего зятя.

- Ась? Ласковый, гутаришь? Ну что ж, давай бог. Абы Наташке по душам был...

В сговоре дед Гришака участия почти не принимал, на минутку выполз из горенки, посидел за столом, с трудом процедил сквозь суженное горло рюмку водки и, согревшись, чувствуя, что пьянеет, ушел.

Два дня молча поглядывал на встревоженно-счастливую Наталью, жевал, двигал пучками белых с прозеленью усов; потом, видно, смягчился.

- Наташка! - окликнул как-то.

Наталья подошла.

- Ты чего же, внучушка, рада, небось? Ась?

- Я и сама не знаю, дедуня, - призналась Наталья.

- Ну-ну... ну-ну... Ишь ты... Ну, Христос с тобой. Дай бог. - И с досадой и горечью упрекнул: - Не дождалась, поганка, пакеда помру, тогда бы и вышла... Без тебя горькая будет мне жизня.

Митька, подслушавший из кухни их разговор, сказал:

- Ты, дед, может, ишо сто годов проживешь, а она будет дожидаться? Штукарь ты добрый.

Дед Гришака покраснел до черноты и удушья. Застучал костылем, ногами:

- Цы-ы-ыц, поганец, сукин сын! Пошел!.. Пошел!.. Ах ты нечистый дух!.. Подслухал, вражина!..

Митька сбежал на баз, посмеиваясь, а дед Гришака долго возмущался, ругал Митьку, и ноги его, обутые в шерстяные короткие чулки, дрожали в коленях.