静静的顿河俄语版第二部第五节（8.7）

 - С-с-сукин сын... - Христоня, раздирая рот улыбкой, всплеснул руками и не выдержал, загоготал: - Вер-на-а!.. Дай им взвару!

- Заткнись! Христан, что ты? Выкинут тебя! - испугался Иван Алексеевич.

Лагутин - букановский казак и первый председатель казачьего отдела при ВЦИКе второго созыва - жег казаков кровяными, нескладными, но бравшими за живое словами. Говорил председательствовавший Подтелков, его сменил красивый, с усами, подстриженными по-английски, Щаденко.

- Кто это? - вытягивая граблястую руку, допытывался у Григория Христоня.

- Щаденко. Командир у большевиков.

- А это?

- Мандельштам.

- Откель?

- С Москвы.

- А эти кто такие? - указывал Христоня на группу делегатов воронежского съезда.

- Помолчи хучь трошки, Христан.

- Господи божа, да ить, стал быть, любопытственно!.. Ты мне скажи: вон энтот, что рядом с Подтелковым сидит, длинный такой, он - кто?

- Кривошлыков, еланский, с хутора Горбатова. За ним наши - Кудинов, Донецков.

- Ишо разок спытаю... А вон энтот... да нет!.. вон крайний, с чубом?

- Елисеев... не знаю, какой станицы.

Христоня, удовлетворенный, замолкал, слушал нового оратора с прежним неослабным вниманием и первый покрывал сотни голосов своим густым октавистым "верна-а-а!..".

После Стехина, одного из казаков-большевиков, выступил делегат 44-го полка. Он долго давился вымученными, шершавыми фразами; скажет слово, как тавро поставит в воздухе, - и молчит, шмурыгает носом; но казаки слушали его с большим сочувствием, изредка лишь прерывали криками одобрения. То, что говорил он, видимо, находило среди них живой отклик.

- Братцы! Надо нашему съезду так подойти к этому сурьезному делу, чтоб не было народу обидно и чтоб покончилось оно все тихо-благо! - тянул он, как заика. - Я к тому говорю, чтоб обойтиться нам без кровавой войны. И так три года с половиной мурели в окопах, а ежели, к тому сказать, ишо доведется воевать, то казаки уморились...