静静的顿河俄语版第二部第五节（11.8）

 - И правильно! - заговорил другой. - Дай им справу, а они - не то будут воевать, не то нет. А коснись дело земли - руки протянут.

- Знаем мы эту шерсть! - басил третий.

Бахмачев раздумчиво позвенел чайной ложкой о стакан; стукая ею в такт своим словам, раздельно сказал:

- Нет, не годится такое дело. Большевики для всего народа идут на уступки, а мы - хреновые большевики. Лишь бы Каледина спихнуть, а там прижмем...

- Да ить, милый человек! - убеждающе восклицал чей-то ломкий, почти мальчишеский альт: - Пойми, что нам давать не из чего! Удобной земли на пай падает полторы десятины, а энта - суглинок, балки, толока. Чего давать-то?

- С тебя и не берут, а есть такие, что богаты землей.

- А войсковая земля?

- Покорнейше благодарим! Свою отдай, а у дяди выпрашивай?.. Ишь ты, рассудил!

- Войсковая самим понадобится.

- Что и гутарить.

- Жадность заела!

- Какая там жадность!

- Может, припадет своих казаков верховских переселить. Знаем мы иховы земли - желтопески одни.

- То-то и оно!

- Не нам кроить, не нам и шить.

- Тут без водки не разберешься.

- Эх, ребята! Надысь громили тут винный склад. Один утоп в спирту, захлебнулся.

- А зараз бы выпил. Так, чтоб по ребрам прошлась.

Григорий в полусне слышал, как казаки стелили на полу, зевали, чесались, тянули те же разговоры о земле, о переделах.

Перед рассветом под окном бацнул выстрел. Казаки повскакивали. Натягивая гимнастерку, Григорий не попадал в рукава. На бегу обулся, схватил шинель. За окном лузгой сыпались выстрелы. Протарабанила подвода. Кто-то заливисто и испуганно кричал возле дверей:

- В ружье!.. В ружье!..