西游记俄文版第四章第八十四节1.3

 Между тем Ван Сяо  эр вышел к воротам, снял фонарь, убрал вывеску, закрыл двери и окна, затем вернулся и лег спать. А надо вам сказать, что у этого Вана была жена и двое крикливых озорных ребятишек. Они еще не угомонились и ни за что не хотели ложиться спать. Мать была занята починкой одежды и, видимо, тоже не собиралась ложиться.

  Если ждать, пока эта баба уляжется,  – подумал Сунь У  кун,  – с моим наставником опять что  нибудь случится! Кроме того, в столь поздний час городские ворота могут оказаться запертыми  . Сунь У  кун не утерпел и слетел вниз, прямо на фонарь, чтобы погасить его. Вот уж поистине:

 

Кинулся прямо в огонь –

И фонарь погасил.

Лоб опалил,

Но наставнику жизнь сохранил!

 

Фонарь погас. Сунь У  кун снова встряхнулся и превратился в крысу. Пискнув раза два, он спрыгнул на пол, ухватил одежды и головные повязки и бросился из помещения. Женщина растерялась и стала будить мужа:

–  Старик! Просыпайся! Беда случилась! Крыса оборотнем обернулась!

Сунь У  кун, услыхав ее крик, сразу же прибег к другому средству. Держа дверь, он закричал:

–  Не слушай ее, Ван Сяо  эр! Она врет! Я вовсе не крыса и не оборотень. Честный человек темными делами нез анимается. Я – Великий Мудрец, равный небу, сошедший на землю. Мне поручено охранять Танского монаха в пути на Запад за священными книгами. А сюда я прибыл лишь затем, чтобы одолжить одежду и головной убор для моего наставника, Танского монаха, и переодеть его в мирянина, так как непутевый правитель твоей страны поступает с монахами бесчеловечно. Как только мы пройдем через город, я все верну тебе.

От этих слов Ван Сяо  эр кубарем скатился с постели, впопыхах схватил попавшие под руку штаны и, приняв их в темноте за рубаху, стал напяливать на себя.

Тем временем наш Великий Мудрец уже успел умчаться на облаке. Приняв свой первоначальный вид, он опустился около ямы. Первым его заметил Танский монах, который в это время рассматривал звезды и луну.

–  Ну как, брат мой, можно будет нам пройти через страну    – спросил он, подходя к Сунь У  куну.

Великий Мудрец повернулся к своему наставнику, положил к его ногам принесенные одежды и сказал:

–  Наставник! Монаху через эту страну никак не пройти, надо изменить облик!

–  Что же ты предлагаешь    – раздраженно спросил Чжу Ба  цзе.  – Легко сказать, изменить облик, да для этого надо полгода отращивать волосы.

–  Разве можем мы ждать полгода    – перебил его Сунь У  кун.  – Нам нужно сейчас же преобразиться в мирян.

–  Да ты что, в своем ли уме    – опешил Чжу Ба  цзе.  – Мы ведь монахи, как же мы сможем сразу преобразиться в мирян и надеть головные повязки   Если нам и удастся закрепить их по краям, то привязать их не за что: волос  то ведь нет!

–  Перестань болтать!  – сердито прервал его Танский монах.  – Давайте говорить серьезно. В самом деле, как же нам поступить    – спросил он, обернувшись к Сунь У  куну.

–  Наставник! После того как я побывал в городе, могу тебе сказать следующее: здешний государь хоть и истребляет буддийских монахов по своему неразумию, но все же является сыном неба. Над городом я узрел благовещее сияние и признаки радости. Я успел ознакомиться с расположением улиц в городе и освоил местный говор, так что могу беседовать с жителями. Эти одежды и головные повязки я занял у них в гостинице. Давайте переоденемся, пойдем в город и устроимся там на ночлег с тем, чтобы до рассвета, в часы четвертой стражи, подняться, попросить хозяина накормить нас и к пятой страже выйти из городских ворот. А там уж мы устремимся по большой дороге на Запад и, если кому  либо придет на ум задержать нас, мы сможем отговориться тем, что являемся государевыми посланцами и что сам правитель этой страны – искоренительницы буддийского учения – не осмелился задержать нас и пропустил через свою столицу.

–  Ты очень хорошо придумал,  – сказал Ша  сэн.  – Так и сделаем!

Танский монах скрепя сердце снял с себя монашеское одеяние и головной убор, переоделся и повязал голову. Ша  сэн тоже переоделся. У Чжу Ба  цзе голова оказалась чересчур большой, и повязка никак не завязывалась. Пришлось Сунь У  куну разовать повязку на две части, а потом сшить оба конца и обвязать голову Чжу Ба  цзе. Из одежд, что принес Сунь У  кун, Чжу Ба  цзе выбрал самые просторные и облачился в них. Последним переоделся Сунь У  кун.

–  Господа,  – сказал он, обратившись к переодетым монахам,  – нам придется на время забыть четыре слова:   наставник  ,   учитель  ,   собрат   и   ученики  .

–  Если мы отрешимся от этих четырех слов, то как же станем называть друг друга    – спросил Чжу Ба  цзе.

–  Мы будем выдавать себя за родных братьев,  – предложил Сунь У  кун.  – Наставника будем называть Тан, он будет у нас старшим. Ты будешь называться Чжу, третьим, Ша  сэн – Ша, четвертым, а я – Сунем, вторым. Но давайте условимся, что в гостинице вы все будете молчать, только я буду разговаривать и отвечать. Если же они станут допытываться, чем мы торгуем, скажем, что продаем коней и вот одного, белого, привели из нашего табуна в качестве образца, что нас всего десять братьев и мы, четверо, явились сюда первыми, чтобы снять помещение и заняться торговлей. Хозяева гостиницы безусловно примут нас очень радушно, мы у них перекусим, отдохнем, а перед уходом я превращу осколки битой черепицы в серебряные слитки, расплачусь с ними, поблагодарю, и мы сразу же отправимся в дальнейший путь.