Человек высокой культуры, носитель демократических ценностей, Адамс расширял и представления россиян о культуре своей страны. Он встречался с российскими дипломатами, министрами двора, государственными чиновниками, представителями высшего общества. В письме Джеймсу Монро он характеризовал влиятельного министра иностранных дел графа Н. П. Румянцева как "истинного друга Америки". Установил он и тесные связи с членами Петербургской академии наук, где неоднократно бывал. Известно, что Адамс посещал и музей Академии - Кунсткамеру. В его дневнике есть запись о том, что он просил Вильгельма Готтлиба Тилезиуса, профессора естественной истории и члена Академии наук, достать для него "все труды" (all the volumes) Академии: Адамс собирался послать их в библиотеку Гарвардского университета.
Джон Куинси Адамс называл Петербург "сокровищем Европы" не без оснований: дипломат видел, какие художественные богатства собраны в здешних музеях и личных коллекциях - в Эрмитаже, Екатерининском и Петергофском дворцах, в Ораниенбауме, во дворцах В. П. Кочубея, Н. П. Румянцева, А. С. Строганова.30 Тонкий ценитель прекрасного, Адамс оставил в дневнике восхищенные записи о том, что поразило его воображение в столице России. Впечатления Джона Куинси Адамса имели не только общекультурное значение, они стали "живой памятью", частью семейной истории Адамсов. В самом начале XX века беглый набросок города сделал внук Джона Куинси Адамса Генри, писатель, журналист, историк, автор "Воспитания Генри Адамса" и романа "Демократия". Впечатления, полученные во время путешествия по России, сформировали представление Генри Адамса о Петербурге как городе западном, в отличие от патриархальной Москвы. В письмах к родным и знакомым он отмечал изящество дворцов и парков Петергофа; побывал в знаменитом Павловском курзале. Картинная галерея в Эрмитаже, который он сравнил с Лувром, стоит того, писал он, "чтобы приехать сюда несмотря ни на что".31
Современники и историки отмечали, что у Александра I и Джона Куинси Адамса установились сердечные и дружеские отношения, что не было характерно для дипломатического обихода. Американский посланник и члены его семьи были частыми гостями в Зимнем дворце. О чрезвычайном расположении царя к Адамсу говорит и то, что он хотел стать крестным отцом дочери Адамса, родившейся в Петербурге. Неформальное общение с американским послом, прогулки и беседы с ним, вероятно, помогали императору лучше узнать Америку. Александр, по словам Адамса, считал американскую политическую систему "мудрой и справедливой".32 Признание, нужно сказать, удивительное в устах императора...
Джон Куинси Адамс покинул Петербург в 1814 году. Ему предстояло возглавить американскую делегацию на мирных переговорах с Англией, завершивших вторую англо-американскую войну. Учитывая долгую политическую
page 133
карьеру Адамса (один президентский срок и многие годы работы в Конгрессе), можно сказать, что в американской политической элите был человек, хорошо знавший Россию и относившийся к ней с большой симпатией.
Одновременно с Адамсом в Россию прибыл - в качестве его секретаря - молодой Александр Эверетт. Недавний выпускник Гарварда, а в будущем известный писатель, дипломат и издатель, Эверетт был настолько впечатлен увиденным, что и через десять лет в одной из своих книг, посвященной обзору политической жизни в Европе, писал о Петербурге с неподдельным восхищением. Он отмечал "утонченность и благородство" аристократии, высокую образованность и тонкий вкус владельцев петербургских особняков, удивлялся великолепию дворцов и парков, богатству книжных и рукописных собраний. Все это, писал он, наводит на мысль о восточных сказках; ничего похожего нет и не было ни в одной стране мира.33 Интересно, что подобная оценка в книге Эверетта соседствует с рассуждениями о России как могущественной державе, чьего растущего влияния Европе следует опасаться. Очевидно, именно в этой связи он высказал мысль о необходимости создания Европейского союза (a universal European commonwealth), основанного на рациональных и либеральных принципах. Знакомство Александра Эверетта с Россией в 1809 - 1811 годах во многом способствовало его становлению как дипломата и политика. Он испытал сильное воздействие ее культуры, да и самой личности императора Александра, в ту пору еще горячего сторонника либеральных реформ.
Оценивая русско-американские культурные связи в конце XVIII - начале XIX века, можно сказать, что русские проявляли гораздо больший интерес к заокеанской республике, чем американцы - к России. Это объясняется, в частности, особой важностью демократических преобразований в США, их мощным воздействием на образованную часть российского общества. Проникая в Россию, идеи американского Просвещения формировали положительный образ молодой, динамично развивающейся нации. Если еще в середине XVIII века Америка воспринималась как экзотический материк, то в 1780 - 1790-е годы - это уже страна свободы и в значительной степени образец для подражания. Освоение же русской культуры в Америке шло гораздо медленнее. И это понятно. В течение долгого времени Россия воспринималась американцами как далекая от цивилизации страна, своеобразная восточная деспотия. Такое представление все еще существовало даже в начале 1830-х годов, что было связано с репрессивной политикой царского правительства по отношению к Польше. Но даже те - немногие - американцы, которым довелось побывать в России и познакомиться с образом жизни и бытом ее народа, с сожалением отмечали огромный контраст между утонченной культурой ее образованных слоев в Москве и Санкт-Петербурге и жизнью простого народа. Об этом писал в дневнике Джон Куинси Адамс во время дипломатической службы в Петербурге, отмечал это и Александр Эверетт в книге 1822 года.