静静的顿河俄语版第一部第三节（8.4）

 Старый, пейсатый, с вывернутым веком еврей встретил казаков поклонами.

- Пиво есть?

- Уже нет, господин козак.

- Мы за деньги.

- Езус-Мария, да разве я... Ах, господин козак, верьте честному еврею, нет пива!

- Брешешь ты, жид!

- Та, пан козак! Я уже говорю.

- Ты вот чего... - досадливо перебил Крючков и полез в карман шаровар за потертым кошельком. - Ты дай нам, а то ругаться зачну!

Еврей мизинцем прижал к ладони монету, опустил вывернутое трубочкой веко и пошел в сени.

Спустя минуту принес влажную, с ячменной шелухой на стенках бутылку водки.

- А говорил - нету. Эх ты, папаша!

- Я говорил - пива нету.

- Закусить-то дай чего-нибудь.

Крючков шлепком высадил пробку, налил чашку вровень с выщербленными краями.

Вышли полупьяные. Крючков приплясывал и грозил кулаком в окна, зиявшие черными провалами глаз.

В стодоле зевал Астахов. За стенкой мокро хрустели сеном кони.

Вечером уехал с донесением Попов. День разменяли в безделье.

Вечер. Ночь. Над местечком в выси - желтый месяц.

Изредка в саду за домом упадет с яблони вызревший плод. Слышен мокрый шлепок. Около полуночи Иванков услышал конский топот по улице местечка. Вылез из канавы, вглядываясь, но на месяц легло облако; ничего не видно за серой непроглядью.

Он растолкал спавшего у входа в стодол Крючкова.

- Козьма, конные идут! Встань-ка!

- Откуда?

- По местечку.

Вышли. По улице, саженях в пятидесяти, хрушко чечекал копытный говор.

- Побегем в сад. Оттель слышнее.

Мимо дома - рысью в садок. Залегли под плетнем. Глухой говор. Звяк стремени. Скрип седел. Ближе. Видны смутные очертания всадников.

Едут по четыре в ряд.