- Разъелся на казенных харчах, нажрал калкан, ишь! Вставай, ляда, иди немцев карауль!
- Не дури, Козьма!
- Вставай.
- Ну, брось! Ну, не дури... я зараз встану.
Он поднялся, опухший, красный. Покрутил котельчатой короткошеей головой, надежно приделанной к широким плечам, чмыкая носом (простыл, лежа на сырой земле), перевязал патронташ и волоком потянул за собой к выходу винтовку. Сменил Щеголькова и, приладив бинокль, долго глядел на северо-запад, к лесу.
Там бугрился под ветром белесый размет хлебов, на зеленый мысок ольхового леса низвергался рудой поток закатного солнца. За местечком в речушке (лежала она голубой нарядной дугой) кричали купающиеся ребятишки. Женский контральтовый голос звал: "Стасю! Ста-а-асю! идзь до мне!" Щегольков свернул покурить, сказал, уходя:
- Закат вон как погорел. К ветру.
- К ветру, - согласился Иванков.
Ночью кони стояли расседланные. В местечке гасли огни и шумок. На следующий день утром Крючков вызвал Иванкова из стодола.
- Пойдем в местечко.
- Чего?
- Пожрем чего-нибудь, выпьем.
- Навряд, - усомнился Иванков.
- Я тебе говорю. Я спрашивал хозяина. Вон в энтой халупе, видишь, вон сарай черепичный? - Крючков указал черным ногтястым пальцем. - Там у шинкаря пиво есть, пойдем?
Пошли. Их окликнул выглянувший из дверей стодола Астахов.
- Вы куда?
Крючков, чином старший Астахова, отмахнулся.
- Зараз придем.
- Вернитесь, ребята!
- Не гавкай!