静静的顿河俄语版第一部第二节（21.8）

 Отец безжалостно кольнул в больное, и Григорий, сложив на луке ладони, глухо ответил:

- Чей бы ни был, а дитя не брошу.

Пантелей Прокофьевич, не поворачиваясь, махнул на лошадей кнутом.

- Наталья спортилась с того разу... Голову криво держит, будто параликом зашибленная. Жилу нужную перерезала, вот шею-то кособочит.

Он помолчал. Скрипели полозья, кромсая снег; щелкал подковами, засекаясь, Григорьев конь.

- Что ж она, как? - спросил Григорий, с особенным вниманием выковыривая из конской гривы обопревший репей.

- Очунелась, никак. Семь месяцев лежала. На троицу вовзят доходила. Поп Панкратий соборовал... А посля отошла. С тем поднялась, поднялась и пошла. Косу-то пырнула под сердце, а рука дрогнула, мимо взяла, а то б концы...

- Трогай под горку. - Григорий махнул плетью и, опережая отца, брызгая в сани снежными, из-под копыт, ошлепками, зарысил, привстав на стременах.

- Наталью мы возьмем! - кричал, догоняя его, Пантелей Прокофьевич. - Не хочет баба у своих жить. Надысь видал ее, кликал, чтоб шла к нам.

Григорий не отвечал. До первого хутора ехали молча, и больше разговора об этом Пантелей Прокофьевич не заводил.

За день сделали верст семьдесят. На другие сутки (в домах уже зажгли огни) приехали в слободу Маньково.

- А в каком квартале вешенские? - спросил Пантелей Прокофьевич у первого встречного.

- Держи по большой улице.

На квартире, в которую попали, стояло пять призывников с провожавшими их отцами.

- С каких хуторов? - осведомился Пантелей Прокофьевич, заводя лошадей под навес сарая.

- С Чиру, - густо ответили из темноты.

- А с хутора?

- С Каргина есть, с Наполова, с Лиховидова, а вы откель?

- С Кукуя, - засмеялся Григорий, расседлывая коня и щупая вспотевшую под седлом конскую спину.